Святослав. Болгария - Страница 70

Войска патрикия Петра и Святослава сошлись во Фракийской низменности у Родопских гор. Патрикий был опытным военачальником, но необычайная выучка и слаженность дружины Святослава сразу насторожила Петра. А уж быстрота и ярость скифских воинов вовсе поразила бывалого полководца.

Патрикий и его хилии и тагмы сделали всё привычно и верно. Они навалились на сердце русско-болгарского войска, и, когда сеча ожесточилась, дрогнули и стремительно покатились назад, увлекая за собой разгорячённых схваткой пеших россов под командой Притыки и Васюты и болгар под рукою воеводы Драгомила. Ещё некоторое время – и справа на Святославовы рати навалились железные гоплиты, которые таким образом решали у Петра не одно сражение. Все шло как обычно, но русы не стали, подобно арабам, бежать, сминая собственные ряды и сея в них панику от неожиданного бокового удара закованных в железо людей. Напротив, правый фланг русов ощетинился своими длинными копьями и прикрылся большими щитами, сдерживая, сколько мог, рассекающий удар тяжёлых воинов. Те же, что преследовали теперь уже не отступающих, а ставших в оборону воинов Петра, так и продолжали крушить их, кажется даже не обращая внимания на неожиданную угрозу окружения. А ещё спустя время тяжёлые греческие гоплиты сами оказались в кольце. Конницы Свенельда и Святослава нежданно обрушилась сзади на закованных в железо ромеев. Сам князь русов рубился во главе, сминая ещё недавно стройные ряды железных воев, заставляя часть из них скучиться, с трудом разворачиваться против нового врага и тем ослабить натиск на ратников. Русские и болгарские рати, почуяв подмогу, яростнее навалились на противника, у которого теперь не было единого строя, а потому началась неразбериха: тяжеловооружённые воины мешали друг другу, усиливали сутолоку, не понимая, в какую сторону следует обрушить свою силу. Лязг железа о железо, крики и проклятия раненых и убитых, команды разъярённых начальников, боевые кличи и богатырское рычание воинов, храп обезумевших от крови и буйства смерти лошадей, стоны и вопли – всё слилось в едином шуме битвы, взрезавшей землю и небо и наполнившей всё окрест пылью, кровью и смертью.

Когда стратопедарх понял, что бой проигран и воины уже не слушают ни его, ни других начальников, он закричал своим тонким голосом, похожим на возглас обезумевшей женщины, приказывая личной охране пробиваться и уходить.

В Филиппополе – бывшем древнем Пловдиве, где преобладали греки да преданные Византии торговцы и священники, нашли приют части уцелевших греческих воев. Сам же стратопедарх Петр с конницей ушёл в Византию. Подходящие ко граду войска русов и болгар узрели закрытые ворота и град, изготовившийся к бою.

– Гляди, воевода Драгомил, – кивнул на затворённые ворота Святослав, – так чей сей град, болгарский или греческий? Коли болгарский, то почему перед своей дружиной ворота закрыл, а коли греческий, то как на болгарской земле оказался?

– Сейчас узнаем, княже, – сурово молвил воевода, подзывая к себе посыльных. – Вы двое, летите ко граду и велите именем царя нашего Бориса немедля отворить ворота, а нет, так град будет взят, и все, кто останется жив, будут казнены, как предатели. Время на раздумье, – воевода глянул на послеполуденное солнце, что уже начало свой спуск с небосклона, – до захода, а после… – Он красноречиво рубанул воздух дланью в боевой рукавице.

Солнце ещё не село, когда со стены помахали платком, вызывая на переговоры.

– Мы согласны сдаться на милость воинов царя Бориса, только пусть царь россов не входит в град! – крикнули по-болгарски. Филиппополь, уже однажды испытавший грозную десницу Святослава, боялся, что за повторное предательство русский царь сотрёт город в прах.

Драгомил переговорил со Святославом и, получив его согласие, передал ответ. Последовало ещё некоторое время ожидания, и врата наконец медленно открылись. Болгарская рать вошла в град, а вместе с нею и изведыватели Ворона. Конники Свенельда и Святослава вместе с пешими ратями Притыки расположились лагерем перед стенами.

Уже с раннего утра потянулись из ворот в сопровождении болгарских воинов полонённые византийцы, а вслед за ними и понурые горожане, что были зачинщиками неповиновения воинству царя Бориса. Полонников отправили под конвоем в Великую Преславу, а предателям по закону военного времени отсекли головы при стечении горожан, чтоб иным неповадно было идти скользкой дорогой измены.

Взяв с города дань и прокорм для лошадей, Святослав с дружиной пошёл дальше, очищая по пути от греков грады, селения и монастыри.

Перед самым дунайским боевым походом, ещё в Киеве, Улеб зашёл за благословением к отцу Алексису. Византийцу не понравилась новость, на Улеба у него были совсем другие виды, но поделать уже ничего нельзя было.

– Запомни, сын мой, Господь наш Иисус, как и церковь святая никогда не оставляют чад своих, а тем более в тяжких испытаниях, потому молись неустанно. А ещё там, в Болгарской земле, найдёт тебя посланец нашей церкви и произнесёт такие слова: «Нет предела милости Божьей ни на земле, ни на небе, все мы ходим под Его оком всевидящим». Доверяй тому человеку, как самому себе, ибо он посланец церкви Христовой.

Великие дела предстоят тебе, сыне мой, и великие перемены в жизни твоей грядут, – благословил отец Алексис.

Ободрённый напутствием преподобного, Улеб отправился в путь с лёгким сердцем и светлой надеждой.

Невзрачный чернец с кудрявой чёрной бородой и карими очами приблизился к Улебу у монастыря Святого Климента, где стала на ночлег дружина на пути в Адрианополь. В дружине, кроме болгар, были и русы-христиане, и потому монастырь не тронули, а Улеб со своим стременным и несколькими охоронцами, тоже крещёнными в византийскую веру, отправился поглядеть обитель. Вот тут и подошёл к нему смиренный инок со сложенными на груди руками и произнёс, перекрестившись, знакомые слова: