Затем они повторили жертвоприношение у камня Матери-Земли, восславив её за рождение всего сущего, и смотрели, как жидкости вытекали из каменных чаш, стремясь вниз по каменным желобкам, и, смешиваясь воедино, наполняли углубление перед камнем, на котором была высечена божественная стопа Матери.
Жрица извлекла серебряную чару и излила туда из каждого сосуда, смешав жертвенные подношения, как дважды перед этим. Запахи оливкового масла, молока и вина, отдающего сосной, витали над капищем. Когда же, по примеру жрицы, князь поднёс сосуд к своему лику и полной грудью несколько раз вдохнул необычный аромат, то почувствовал удивительную лёгкость в теле и мыслях. Они по очереди пригубили из чары, сотворяя хвалу и благодарность Отцу-Небу и Земле-Матери. Жертвенное питьё растеклось по уже охмелевшему от созерцания небесной бесконечности сознанию и телу князя, и Святослав уже не мог точно сказать, где грань между явью и волшебством. Они снова оказались в середине древнего капища. Сняв очелье, жрица закружилась вокруг князя, то приближаясь, то удаляясь. Длинные русые волосы жрицы при этом иногда на мгновения скрывали её чудный лик. При вращении схваченное перевязью под грудью льняное одеяние, состоявшее из двух половин, разлеталось в стороны, и в свете луны мелькали очертания точёных ног и округлых бёдер жрицы.
– Оставь земные заботы, – мягко прозвучали где-то её слова, – ты устал от них. У тебя давно не было женщины, желанной женщины. Давно не было Любви и Свободы. Здесь, в Звёздном храме, в священную ночь ты можешь обрести всё! – Она танцевала и пела среди звёзд и древних камней, освещаемая луной, и кроме этого волшебного сияния и дивных движений совершенного тела ничего не осталось в мире – ни крови, ни смертей, ни потерь, ни печалей, ни далёких и близких забот, ни самого времени. – Не может человек своим разумом охватить весь мир Божеский и познать все его таинства, – заговорила вновь жрица, не останавливая кружения по-змеиному гибкого тела в пространстве адамантовых звёзд и священных менгиров, которые словно парили вместе с ней, а её словами, казалось, говорила Вселенная. – Потому боги даровали нам Любовь, через которую мы постигаем таинство мироздания в священный миг соития. Нет ничего сильнее силы рождающей, в которой мы растворяемся всем телом, разумом и духом своим, и в том сладостном забытьи получаем знания о Бесконечном, передавая их нашим детям! Как сила Отца нашего Солнца, сливаясь с Матерью-Землёй, рождает янтарную гроздь винограда, а та в соитии с трудом людским, очистившись в любовном брожении, рождает вино истины, так и ты, Святослав, должен растворить разум свой, исторгнув тяжесть потерь, и обрести ясность духа через Любовь. Смерть разрушает, Любовь созидает, а мы – дети Любви и должны передать её живой чистый огонь своим детям, только так может продолжаться жизнь! Только так мы остаёмся бессмертными!
С каждым движением белой жрицы с распущенными волосами, с каждым её словом словно становились меньше и незначительней земные беды и горести и всё шире и необъятнее звёздный мир. Время перетекало в Вечность, где нет различия меж столетием и мгновением.
– Сними одежду, будь свободным сыном богов! – услышал Святослав и узрел, как Предслава, разоблачась, закружилась лунной богиней, загадочной и манящей.
Князь одним духом разулся и сбросил одежду, чувствуя, как внутри всё нарастает безудержное пьянящее чувство вольной радости. Он не заметил, как Предслава вовлекла его в танец, вокруг хороводили бесчисленные звёзды, и они кружились среди них, купаясь в лунном свете сильными и красивыми телами, возгораясь внутренним огнём желания. Подчинившись велению первородной силы, задыхаясь от переполняющей его страсти, Святослав подхватил на руки небесную жрицу и не то пошёл, не ощущая ног, не то полетел по каменной площадке, пока не опустил драгоценную ношу на каменное Брачное ложе. Она была подобна богине, с сияющими очами, с упругими трепещущими персями, с влажным зовущим лоном. Святослав покрыл благодарными поцелуями всё волшебное тело жрицы, а она ласкала его, пока наконец они не слились полностью, без остатка с Небом, Землёй и друг другом, забыв обо всём на краткие мгновения Вечности…
Когда они вернулись в свои разомлевшие от соития тела, жрица встала и разожгла в каменном углублении огонь. Сухие корявые сучья заполыхали оранжево-красноватым пламенем.
Жрица стала на колени перед костерком и заговорила со священным пламенем. И снова Святослав подивился, что язык ему вроде бы незнаком, но что-то очень родное в мелодии и звучании, а самое удивительное, что он понимает суть сказанного, хотя почти не знает слов.
– На каком языке ты говоришь? – спросил он, присаживаясь напротив неё на тёплую от огня каменную плиту.
– Это древний язык нашего племени бессов, но он похож на все другие фракийские языки: мизов, гетов, даков, одринов…
– Ты сказала одринов? – вдруг взволновался Святослав. – Мой дед князь Рарог, он был из племени бодричей, и по легенде его род пришёл с Дуная. На новом месте они даже реку назвали Одрой. Значит, твой язык – это язык и моего народа. Вот почему я, не ведая слов, разумею твои древние речи!
– Рарог на нашем языке означает Сокол, – ответила Предслава, – а на твоём?
– То же самое! – радостно подтвердил муж.
– Значит, ты внук Сокола, а внуки всегда более похожи на пращуров, чем дети на родителей. Теперь я понимаю, какой он был. И чуб на твоей голове такой же, как у моих предков. Ты по праву вернулся сюда через много-много лет.