После утреннего прохождения дорогих его душе катафрактов и созерцания вышколенных стройных рядов Армянской тагмы Никифор захотел лично посмотреть, всё ли ладно в хозяйстве дворцового гарнизона. Вместе с Иоанном Цимисхесом император стал обходить конюшни, казармы, пекарни, склады для амуниции и продовольствия. Правда, чтобы всё устроить по законам военной науки, как и подобает истинной цитадели, к неудовольствию горожан, пришлось снести некоторые старые дворцовые постройки и памятники: их камни пошли на укрепление стен. Приняв корону императора, Фока не перестал быть полководцем, для которого в войске нет мелочей, особенно когда дело касается снабжения провизией и амуницией.
Покончив с осмотром в укреплённом дворце, император-полководец отправился в войска, что стояли за городом. Пока небольшой отряд, сопровождавший императора, двигался по столичным улицам, Никифор не переставал ловить на себе угрюмые, а подчас и откровенно ненавидящие взгляды жителей. Он делал вид, что не замечает этого, как и злобных выкриков из толпы.
– Скажи, Иоанн, почему эти глупые люди ненавидят меня, ведь я делаю всё, чтобы империя жила и процветала…
– Тебе известно, великий, что прошлогодняя засуха в Пафлагонии и Гонориаде погубила сады, поля и виноградники, зимой начался голод. Люди надеялись, что хлеб из имперских запасов будет продаваться дешевле, но цены, наоборот, были повышены, – тихо ответил новоиспечённый дука. Помолчав немного, он взглянул на василевса и, что-то решив про себя, продолжил: – Кроме того, горожане возмущены тем, что брат императора, пользуясь своим родственным положением, скупает весь хлеб и перепродаёт втридорога, хотя каждый знает, что согласно закону Священной империи, высокопоставленные лица не имеют права заниматься ростовщичеством или торговлей…
Никифор не проронил ни слова, лицо его помрачнело, и всю дорогу до военного лагеря он хранил молчание.
Вечером к нему, как обычно, явился старший евнух Василий Ноф, внебрачный сын императора Романа Первого Лакапина от славянской рабыни, которому Никифор пожаловал специально придуманную для него должность проедра, своего рода гражданского министра. Василий Ноф был незаменимым советником ещё у Константина Седьмого Багрянородного, но после смерти этого просвещённого императора Василия оттеснил в тень другой евнух и ловкий царедворец, воспитатель Романа Второго, Иосиф Вринга. После устранения Вринги, как ярого противника Никифора Фоки, Василий снова вернул своё место у трона. Новый император доверял Василию, как никому, советы его были всегда дельны, точны и своевременны. Вот и на этот раз, доложив о делах государственных, Ноф не торопился уходить, как будто собирался сказать что-то ещё.
– Ну, что там у тебя, Василий, говори! – подбодрил Никифор евнуха.
Немного помолчав, Василий заговорил своим мягким высоким голосом.
– Не гневайся, божественный василевс, – начал он медленно, – но нам кажется, что великий дука имеет слишком много власти и влияния. Нет, нет! – замахал руками Василий, увидев, как недовольно покривились губы монарха. – В храбрости прославленного дуки нет никакого сомнения, всё дело в том, что… – проедр помедлил, подбирая слова, – как мне донесли евнухи, он… прелюбодействует с императрицей. Иоанн самолюбив, тщеславен, под его рукой Армянская тагма, которая может выполнить любой приказ. Его пребывание здесь таит опасность для тебя, о богоравный, – закончил с поклоном Василий.
Желваки заходили на смуглых скулах императора, в глазах вспыхнули огоньки ярости – Василий подтвердил то, во что ему не хотелось верить. Справившись со вспышкой гнева, Никифор хрипло произнёс:
– Что посоветуешь?
– Было бы неплохо удалить Цимисхеса из столицы, – вкрадчиво предложил Ноф.
– Но я не могу удалить его без веской причины…
– Причина будет, великий василевс, – коротко ответил евнух.
А через два дня к императору явился эпарх Константинополя Сессиний. Вид его был таков, что правитель Империи Ромеев от удивления даже приоткрыл рот. Градоначальник хромал на левую ногу, щека его распухла, а правый глаз не открывался вовсе из-за сильнейшего кровоподтёка.
– Вчера, – с трудом ворочая распухшим языком, поведал эпарх, – моряки повздорили с солдатами Армянской тагмы, моряков поддержала портовая чернь, началась нешуточная драка. Я вместе с главным судьёй тут же примчался к месту, где учинился беспорядок, и вот… – Градоначальник осторожно прикоснулся кончиками пальцев к распухшему лику. – Мы едва не погибли вместе с судьёй сами. Слава Иисусу Христу и Пресвятой Богородице, сохранившим нас в том страшном побоище!
– Погибшие в беспорядках есть? – спросил мрачно император.
– Десяток трупов и более сотни раненых. Но дело даже не в этом: противники обещают поквитаться друг с другом. Нужно срочно что-то делать, иначе будет ещё хуже, – с тревогой закончил эпарх.
– Хорошо, я приму меры, – подумав, ответил император. Не хватало ещё, чтобы доблестные воины гибли не на поле сражения, а в пьяных драках. Хорошо! – заключил он.
На следующий день город облетела весть, что Столичная тагма под командованием самого дуки Иоанна Цимисхеса отправляется для несения службы в далёкую ромейскую фему Халдию.
После ухода тагмы Никифор Фока облегчённо вздохнул. Теперь нет нужды думать об измене жены с Иоанном, да и о брате Льве некому будет вести завистливую болтовню. Пусть каждый занимается своим делом и не суёт нос в чужое. Он даже не лишил Цимисхеса высокого звания дуки, но сам факт, что под командованием дуки не целая армия Востока, а всего лишь Армянская тагма, – само это уже достаточно сильный удар по самолюбию двоюродного брата Иоанна. Ещё бы, дука в роли тагматарха!