Святослав. Болгария - Страница 25

– А когда это было? Расскажи! – полюбопытствовал молодой.

– Волхв на привале сказывал, – вступил в разговор Тихомир, – что когда наши предки-скифы погнали войско этого Дария прочь со своей земли, то он устремился как раз на сию переправу. А скифы тогда послали самых борзых воев на лучших конях, они примчались сюда раньше удиравших персов и крикнули грекам: «Ломайте мост, возвращайтесь по домам и благодарите нас и богов за вашу свободу: если царь ваш и уцелеет, он долго еще ни на кого не пойдет войной!» Греки собрались на совет. Одни их князья захотели тут же уничтожить мост, чтобы сгинул персидский царь и стала греческая земля опять вольной. Но другие возопили, что свободные грады греческие вряд ли захотят оставить у власти тех, кто так ревностно служил завоевателям.

Долго спорили вожди греческие меж собою, склоняясь то в одну, то в другую сторону, а потом решили часть моста со скифской стороны разобрать, а остальную пока оставить и ждать, что будет дальше.

Персидское войско подошло к Дунаю ночью. Ощупью, по колено в воде, стали искать мост; моста не было, только одинокие сваи торчали из воды. Началось смятение. Сам Дарий не знал, что же ему делать. Но тут ему на помощь пришёл египтянин, что был в его свите. Отличался сей муж голосом необычайной силы. Не единожды приходилось ему передавать команды царя персов, перекрывая голосом своим даже шум битвы. Он стал кричать во всю силу, голос перелетел через Дунай, его услыхали в греческом лагере и выслали за Дарием лодку. Мастера стали спешно достраивать мост, и на следующий день остатки Дариева войска потянулись прочь из нашей земли. Глядели наши деды на это с окрестных холмов, дивились несказанно и рекли: «Если греки – свободные люди, то нет людей их трусливее; если греки – рабы, то нет рабов их преданнее», – закончил пересказ дозорный.

Меж тем уже вся конная дружина Свенельда собралась на берегу широкого Дуная, осталось дождаться угров да княжеских лодий.

– Раскинуть стан, охране вокруг глядеть зорко, дозоры вверх и вниз по течению, а также на том берегу на треть гона, проверить переправу! – как всегда, кратко и властно повелел опытный воевода, цепким взором оглядывая всё вокруг.

Святославовы лодьи, благополучно пройдя пороги и спустившись в устье Днепра, прошли остров Березань, к коему пристали всего на день для починки оснастки, и борзым ходом двинулись дальше. Калокир, что плыл на княжеской лодье, теперь почти всё время стоял на носу, радостно подставляя чело свежему морскому ветру, с детства столь привычному и родному. Святославу даже показалось, что губы Хорсунянина иногда беззвучно шевелятся, будто он что-то повторяет про себя или молится.

– О чём молишь своего бога, брат? – спросил он патрикия.

– Я не молюсь, я прославляю море стихом великого Гомера, тебе же ведомо, князь, что море и Херсонес нераздельны, я люблю море и рад снова встретиться с ним!

Миновали Днестровский лиман, лодьи прошли вдоль многочисленных прибрежных озёр и, наконец, уткнулись в песчаный берег морского залива в Дунайских плавнях.

На берегу табун диких коней мирно пасся у самой воды, цапли деловито что-то искали в тине.

С приближением лодий лошади и цапли неохотно покинули своё место.

– Значит, поблизости никого, – заключил старший дозора Гуща.

Нос его лодки врезался в покрывающие воду заросли. Гуща, опустив руки в воду, вдруг вытащил из нее зеленый куст с круглыми клубнями на корнях. Ловко обрезав клубни ножом, он рассёк их напополам и предложил всем попробовать ядро.

– Вкусно! – удивился второй изведыватель, сначала осторожно отведав клубень. – На грецкий орех похоже…

– Это и есть орех, только водяной, – пояснил старший, часто бывавший в сих местах вместе с купцами. – Древнейшая и ценнейшая пища, заменяет рожь и пшеницу, кои в болотистой дельте Дуная не растут. Водяной орех сушат, толкут в муку и пекут лепешки. А также скот кормят…

Пятёрка изведывателей, напутствуемая Вороном, тут же свела в поводу своих коней и ускакала на полдень. Воины, осмотрев берега, стали вытаскивать лодьи и обустраиваться на стоянку.

Уже к вечеру следующего дня завидели молодые дозорные паруса больших лодий из Корчева под водительством Притыки. Воины из Тьмуторокани, Танаиса и других градов Альказрии, с Дона и берегов Сурожского моря спешили на означенное князем место встречи. Радостны и крепки были богатырские объятия, дружной общая вечеря. А после того темники собрались у самой большой из морских лодий, что стояла, уткнувшись крепким бревном днища, в песчаный берег залива. Лодия сия была спущена перед самым походом, и теперь Святослав оглядывал её крутые, ладно изогнутые бока, нежно поглаживая их мозолистой рукой, будто гордую выю резвого скакуна.

– Добрую лодью мастер Орёл срубил, ладная да прочная, глядите, братья темники, не простая ведь работа, волшба, самая настоящая! – восторгался обычно скупой на похвалу князь.

– А в ходу-то как легка, – пробасил Притыка, – вроде и ветер один для всех, и оснастка та же, да только бежит всё время впереди, так что мы с кормщиком опасались, как бы остальные лодьи из виду не потерять.

– Что скажешь, морской человече, – обратился Святослав к Хорсунянину, который также внимательно оглядывал новую лодью, иногда постукивая по смоляному боку костяшками пальцев, – оцени, брат, работу мастеров наших.

– Работа ваших мастеров совсем другая, – в раздумье молвил посланник. – У нас хорош тот мастер, который точно по составленному чертежу, по канону корабль сработает, а у вас настоящий мастер немного по-своему творит. Каждый корабль иной. Мы строим по науке, а вы больше по тому, как сердце подскажет.