Святослав. Болгария - Страница 26


К оглавлению

26

– Верно речёшь, брат, но это тоже наука, только другая, волховская, – заметил князь. Потом добавил: – Станем теперь снова крепко в Подунавье, будет, как прежде, сие море Русским зваться, и много таких добрых лодий понадобится.

– Княже, – подал голос Ворон, отвёл Святослава чуть в сторону и тихо доложил: – Изведыватели вернулись из Килина да Нов-града Дунайского с недоброй вестью. Рекут, в Нов-граде послы наши казнены по приказу болгарского царя, а головы он повелел на колья насадить, чтобы каждый болгарин, проезжая мимо, на них плевал…

Святослав помрачнел. Отойдя от красавицы лодьи, будто не желая, чтобы злая ненависть касалась её стройных бортов, князь обвёл тяжким взором темников и громко повторил слова главного изведывателя. Молнии блеснули в очах князя, а крепкие скулы жёстко обозначились.

– Таков, значит, ответ болгарского царя… Что ж, пусть теперь силу булата нашего испробует и уразумеет, что кровь посланников ему дорого обойдётся!

– Зачем наперёд гонцов посылать? – тихо спросил кто-то из молодых тысяцких. – Лучше напасть на врага неожиданно, когда он не готов к обороне, тогда и победа будет быстрая!

Притыка, услышав эти слова, хотел резко ответить, но, не желая спора в скорбную минуту и снисходя к юности тысяцкого, коротко произнёс:

– Не годится Киеву так делать. Русичу надо в честной борьбе силу мерить, а прежде дать противнику возможность выбора: начинать ли войну или, может, согласиться на дань.

Дружинники устраивались на ночлег, кто на лодиях, кто у шуршащей песком и мелкой галькой волны, кто вокруг небольших костров. Темники с князем и Калокиром тоже расположились вокруг костра и принялись обсуждать предстоящую войну, которая уже началась с момента казни гонцов.

– Завтра всеми лодьями войдём в Селину. Конница, наверное, уже на подходе к Белграду, а оттуда ей день пути до Дуная, – молвил Святослав. – Задерживаться в Нов-граде не будем, только гонцов наших схороним.

В полугоне от града, на вершине небольшого холма, вырыли воины для братьев своих яму, устлали её верболозом, которого в гырле Дунайском немерено произрастает. Положили в неё тела молодых гонцов и их снятые с кольев головы. Дали, как полагается воину, каждому меч, щит и лук со стрелами, чтобы они могли служить дальше в войске Перуновом. Обнажили боевые клинки и скорбно склонили головы над последним в земном мире прибежищем своих побратимов.

– Вои мои хоробрые, – обратился с последним словом Святослав к павшим, – исполнили вы свой долг пред отцом нашим Родом Всевышним и матерью Русью Великой сполна. За то быть вам во Сварге пречистой! Вы первыми легли в древнюю землю пращуров славных здесь, в Придунавье, у древних валов Трояновых. Понимаем, что сие не последняя наша жертва, но вам, друзья боевые, клянёмся словом воинским, неколебимым, словом русским, что, память о вас храня, биться станем, не щадя живота и не ведая страха. Клянёмся вам, что в битве предстоящей стократ отомстим за вашу погибель! – Слова князя звучали всё более громко и веско, в них зазвенела уже тугая струна внутреннего напряжения, которая тут же отзывалась в сердце каждого воина. – Слава братьям нашим, Сечеславу и Быстромыслу!

– Слава! Слава! Слава! – громовым гласом раскатилось по окрестностям троекратное эхо, и содрогнулась земля болгарская от того крика тысяч могучих глоток, взлетели испуганные стаи гнездившихся в ближайших лиманах и заливчиках птиц.

Потом каждый подходил и сыпал в яму землю из шелома. Воины шли сотня за сотней, тысяча за тысячью, и когда последний воин опустошил свой шелом, то вырос на том месте свежий курган. Прошла дружина строем скорбным мимо преданных земле братьев своих боевых и в последний раз воздала им честь, обнажив мечи.

– А тризну справим по братьям нашим павшим в бою скором! – веско произнёс Святослав. – Карать град, в коем добрая половина жителей славяне, не будем, – молвил князь, – то не их вина, а решение царя болгарского. Надобно к переправе торопиться, до неё не менее пяти гонов, а мы не на конях, а на вёслах, да против течения.


Свенельд ходил туда и сюда по старой башне некогда грозной, а ныне наполовину разрушенной крепости. Ни дозоры, посланные вниз по течению реки, ни те, что посланы вверх, пока никого не обнаружили. Но чутьё старого воина подсказывало, что болгарское войско уже близко. Встречаться с ним одной только коннице ой как не с руки. От Святослава с Притыкой никаких вестей. Нужно было крепко подумать, как действовать при появлении болгарского войска.

О появлении болгар дозоры с правого берега сообщили к вечеру следующего дня.

– Стан раскинули в полугоне от Дуная, – докладывал начальник дозорной сотни, – мыслю, поутру могут подойти к самому берегу.

– Может, нам затаиться, не выдавая своего присутствия? – предложил Зворыка.

– Напротив, нужно сделать вид, что нас много, – возразил Свенельд. – Сделаем так…

* * *

Дунай блеснул в утренних лучах солнца, будто обнажённый клинок. Берега были ещё окутаны лёгким туманом, запутавшимся в зарослях тростника, терновника и кряжистых дубах, росших на взгорках, когда на противоположной стороне призрачными тенями явились болгарские дозорные.

Свенельд со всей свитой стоял на одном из взгорков, а его конница сзади делала манёвры, то разъезжаясь, то вновь сходясь. Сотни борзо проскакивали перед стоящими на возвышенности начальниками, потом скрывались за прибрежными кустами, заходили далеко в тыл и вновь появлялись с той же стороны, как новоприбывшие полки.

На одном из дубов на противоположном берегу сидел болгарский дозорный и считал русские сотни и тысячи. Но даже приблизительно счесть ему не удавалось. Окончательно сбившись, он слез с дерева и сказал, разведя руками, стоявшим внизу:

26