Глядя, как порой, отринув на время все дела, сам князь Киевский с превеликим удовольствием подставляет крепкое плечо под свежеошкуренное бревно или с молодецким уханьем вбивает точными ударами огромной деревянной киянки сваи в речное дно для устройства пристани, Калокир и сам заражался этой удалью и, сбросив красивую одежду, включался в общее действо совместного творения. Это помогало посланнику отвлечься от невесёлых мыслей, которые всё чаще стали посещать его. Здесь, в сравнительной близости от границ Империи, он то и дело встречал купцов, священников, посланников и прочих приезжающих из Константинополиса. Разговаривая с ними, он жадно впитывал все, даже самые незначительные новости, и понимал, что те, кто ещё недавно боготворил императора-воина, теперь всё более от него отворачиваются. Особенно возмущались и злопыхали в адрес Фоки служители церкви, которым он перекрыл денежные потоки из казны. Калокира это весьма тревожило.
Святослав же был доволен обустройством Переяславца.
– Здесь будет средина моего Дунайского княжества, – рёк он, трапезничая за столом вместе с темниками. – Весьма удобное место: с востока море, с севера и запада Дунай с его непроходимыми речушками и болотами, а с юга – валы Трояновы. Сей остров изобилует прекрасными землями для скотоводства и земледелия. Сюда из Киева будут идти меха, просо, жито и мёд, из Донских степей – скакуны, всякое добро – с Волги, из Тьмуторокани рыба, а из Византии – бронза, железо и шёлк. А отроки – и с полудня, и с полуночи. Любо мне здесь будет княжить!
Воины всецело поддерживали своего князя, тем более что многие из них уже успели взять себе болгарских жён и завести семьи.
Как ведёт себя в Болгарии Русский Барс? – сидя на прохладной мраморной скамье в цветущей беседке, что укрывала от щедрых весенних лучей, вопрошал император Фока своего главного трапезита, чуть склонив большую лохматую голову и задумчиво глядя на резной лист диковинного растения. – Всё ли идёт по нашим расчётам?
– Пока да, о великий, – ровным голосом отвечал Викентий Агриппулус. – Барс исполнил своё обещание и разбил мисян на Дунае. Он вошёл в Болгарию, подобно стальному клинку в нежное мясо дикой козы. Занял именно ту часть, о которой было договорено посредством миссии патриция Калокира.
– Кстати, где сей способный молодой человек, что смог уговорить грозного варвара, он вернулся? – вопросительно поднял мохнатую чуть с проседью бровь император.
– Он пока ещё при Сффентослафе, – ответил начальник Тайной стражи. – Считаю это правильным решением, очень полезным для империи, хотя и небезопасным. Он следит за тем, чтобы скифы исполняли свои обязательства относительно мадьяр.
– Нужно будет непременно наградить отчаянного патрикия, – не то размышляя вслух, не то напоминая архистратигосу, произнёс Фока.
Агриппулус в знак согласия склонил голову, а затем продолжил:
– Варвар держит данное нам слово. Но меня беспокоит, во-первых, та лёгкость, с которой он расправился с Болгарией, а во-вторых, то, что к нему потянулись не только язычники из мисян, но и часть крещёного христианского люда, которых сей Сффентослаф заставляет служить в его войске. Западную Болгарию он вовсе не трогает, оставив власть местным правителям, среди которых много язычников и иудеев. К тому же Сффентослаф заключил мир с мадьярами. А такое положение у границ империи уже само по себе опасно для нас. Тем более что Русский Барс, похоже, хочет обосноваться в Болгарии надолго – он уже начал строить для себя логово – новый полис, именуемый Переяслофф…
Никифор Фока, приняв к сведению доклад, ничего не ответил на последнее сообщение.
– Как ведут себя арабы в Сирии? – спросил он.
– Весьма активно, они нападают на наши тагмы и вытеснили часть войск из Антиохии…
– Немедленно отправь туда лучших разведчиков, – распорядился император.
После беседы с императором Викентий Агриппулус в задумчивости шагал к выходу из императорского дворца. Фока так и не выслушал его план относительно Болгарии и Сффентослафа, а момент для исполнения задуманного очень удобный, досадно! Такое с начальником Тайной стражи случалось редко, обычно он довольно точно предвидел реакцию собеседника. В душе поселилось некое недовольство и раздражение то ли собой, то ли… Неожиданно один из евнухов, торопливо проходя мимо, что-то обронил прямо под ноги Викентию и, не останавливаясь, проследовал дальше, скрывшись из вида за колоннами. Агриппулус поднял клочок пергамента и, прочтя его, ускорил шаг.
В тот же день после вечерней молитвы в храме Святой Софии он тайно встретился с патриархом Полиевктом, который сразу поинтересовался обстановкой на полях военных действий и мнением императора по этому поводу.
– Судя по всему, Фока не собирается заниматься Болгарией, он велел мне отправить лучших разведчиков в Сирию, – не скрывая раздражения, ответил Агриппулус.
Патриарх, до этого задумчиво изучавший великолепный перстень на среднем пальце правой руки, вскинул глаза на собеседника и пристально поглядел так, что главному трапезиту показалось, что он стал на несколько мгновений прозрачным и беззащитным. Это длилось совсем недолго, и опытный в подобных делах Викентий тут же взял себя в руки.
Полиевкт ещё немного помолчал, любуясь игрой отражённых в большом камне перстня лучей светильников и лампад.
– Наш василевс слишком заботится об армии в дальней Сирии и упускает возможность возврата Болгарии у себя под боком. Империя и так достаточно была посрамлена и унижена Симеоном, сколько сил и золота было потрачено после воцарения Петра на ослабление Болгарии! – Взгляд Полиевкта снова вонзился в Викентия, но на этот раз не застал его врасплох, и ощущения собственной прозрачности архистратигосу удалось избежать. – И вот теперь в стране мисян распоряжается этот скиф Сффентослаф. – Полиевкт выдержал паузу. – Недовольство Никифором растёт так же быстро, как некогда популярность, но беда императора в том, что он не хочет прислушиваться к мудрым советам, – снова негромко произнёс патриарх. – Я думаю, Агриппулус, мы должны обратиться к людям, способным позаботиться о благе империи… У тебя, Викентий, наверное, есть предложение, как поправить дело? – мягко поинтересовался патриарх, снова перенеся взор на свою правую руку.